Григорьев Павел Владимирович
Григорьев Павел Владимирович





Григорьев Павел Владимирович


(18.01.1926 - 26.07.2018)

 

Выпускник 1952 года,

Участник Великой Отечественной войны

 

 

 

Воспоминания Григорьева П.В.:

 

"Родился 18 января 1926 года в селе Абрамовка Васильевского сельсовета Ново-Письмянского района (ныне Альметьевского района) Татарской АССР.

В 1930 году наша семья переехала на жительство в село Альметьево (ныне г. Альметьевск Республики Татарстан).

У моих родителей было шестеро детей. Старший сын Александр – кадровый военный, старший лейтенант, командир роты – погиб в боях под Москвой в 1941 году.

В школу я пошел рано – в 6,5 лет, в 1932 году. Окончил среднюю школу в 1942 году.

После окончания школы определили меня учителем математики и физики сначала в 7-летней, а затем в 10-ти летней школе, т.к. я прошел хорошую подготовку в десятом классе – у нас учителями были преподаватели Московского Университета, эвакуированные в Альметьевск.

Особенно много занималась с нами зав.кафедрой университета по немецкому языку Вера Александровна Маслова. Она пристрастила нас к живому разговорному языку, необходимому во фронтовых условиях.

Также с теплотой я вспоминаю сержанта-фронтовика Ахметова – инвалида по ранению (одна кисть – протез). Он доходчиво объяснял, что война не игра, а суровое испытание, учил нас хорошо стрелять, окапываться и другим премудростям солдатской жизни.

Рос я ребенком слабого здоровья, часто болел и подолгу, особенно в 1943 году – страдал желудочно-кишечной инфекцией. Наверно в Казани не было больницы, где бы я не лечился (Шамская, Вишневского, Клячкинская, 5-ая городская, ГИДУВ). Но стараниями профессоров был поставлен на ноги (помогли антибиотики, в то время редкое и дорогое лекарство).

В военные годы до призыва в армию я познал тяжелые условия (сельской) тыловой жизни, плохое питание, тяжелый труд по снабжению дровами (возили из лесу за 5-6 км на санях), отработка пая на колхозных полях.

Часто приходилось отправляться в деревни района на сбор подарков и теплых вещей фронтовикам, тяжело было колхозникам – одни старики и женщины, транспорта не было. Весной женщины на себе, впрягаясь в сохи или плуги, сажали картошку, сеяли хлеб и убирали. Но жалоб не было!

Все понимали необходимость труда. Сейчас так мало ценят тех тружеников! А жаль!


В Советскую Армию я был призван в сентябре 1944 года. В течение месяца проходил службу в запасном полку под Саратовом – станция Татищево.

Выяснив, что хорошо стреляю, определили в группу подготовки снайперов. Готовили нас ускорено, требовалось пополнение частям на фронте. Так я попал на фронт, в действующую армию в состав знаменитой 150 стрелковой Идрицкой (впоследствии – Берлинской) дивизии.

В то время дивизия и ее 469-й стрелковый полк, куда я был зачислен рядовым в группу снайперов, наступал через Лубянскую низменность в Латвии в направлении г. Елгава.

В полку много было разговоров и наглядной агитации в пользу снайперского движения. Говорили, что даже сам командир дивизии генерал-майор Шатилов увлекается снайперством.

Но настоящим снайпером мне стать не пришлось, были уже другие задачи перед пехотой. В декабре 1944 года нашу часть как и других полков дивизии перебросили под г. Варшава. Шли в основном своим ходом, как правило ночами, а днем отлеживались в лесах.

Перед новым 1945 годом обосновались в лесах вокруг городка Станислава.

Эта пора в моей жизни запомнилась бесконечными боевыми тревогами, маршами, учебными стрельбами и ночевкой в лесу вокруг небольших костров – я уже был бойцом роты автоматчиков 469-го стрелкового полка.

Спали так: на лесной поляночке, под маскировочной сеткой разводили костер из ели-сухостоя, командиры строго следили, чтобы не было пламени.

Затем убирали угли, застилали лапником и ложились вплотную друг к другу. Через 3 часа будили, и места занимала следующая партия. Наша рота в основном занималась охраной штаба полка и палаток с офицерами.

Запомнился такой случай: мы сильно устали от постоянной грязи, мокрой одежды и обуви, хотелось обсушиться. Один мой товарищ (ленинградец) уговорил меня сходить на ночь в соседнее село к полякам и там переночевать.

Поляки нас приняли радушно, устроили спать на печке, обсушили одежду и обувь. Но под утро нас обнаружила патрульная группа во главе с зам.командира полка по строевой части. Нас привели в расположение роты и устроили взбучку, вплоть до отправления в штрафной батальон за самовольное оставление части. Но к счастью на другой день началось наступление на Варшаву.

Мой товарищ, Григорий Малофеев, вину взял на себя, да и командир роты поручился за нас перед старшими командирами – все бойцы были очень нужны, был большой недокомплект перед наступлением.

Но этот случай мне очень помог понять смысл воинской дисциплины. С мл.сержантом Малафеевым очень сдружились, до самого конца войны не разлучались. Но, к сожалению, он был ранен перед самым окончанием войны – 1 мая 1945.

Еще одно событие под Варшавой запомнилось – перед Новым 1945 годом нас повели в баню-прачечную: остригли, помыли, постирали одежду, а нижнее белье заменили на свежее. Потом был концерт художественной самодеятельности полка.

Наступление на Варшаву началось, если не изменяет мне память, 17 января 1945 года. После артподготовки перешли Вислу первый эшелон – 1-ая Польская Армия и соседние нашей армии части.

Мы переправились по понтонным мостам, недалеко от разрушенного немцами железнодорожного моста в составе частей второго эшелона. Варшава была в моей жизни первым большим городом, но как такового города уже не было – сплошные развалины и разбитые дома.

Нам приходилось разбирать завалы, очищать улицы, чтобы дать возможность проехать танкам и другой тяжелой технике.

После Варшавы мы шли ускоренным маршем по варшавскому шоссе на запад, стояла отвратительная погода – дождь со снегом, сильные ветры. Чтобы не отстать от танковых частей нас часто сажали на танки, мы помогали им избежать засад, минных полей, особенно бездорожье.

Шоссе сильно обстреливалось немцами, сидящими в засаде фаустпатронщиками (прим. Фаустпатрон - первый противотанковый гранатомёт одноразового действия), поэтому танки шли по полям и там часто застревали. Бои шли день и ночь, почти не спали (спали на ходу в строю, крайние не спали), плохо ели, только сухой паек.

Таким образом, за сутки мы одолевали 35-40км. В Познани наконец-то передохнуть: накормили, ночевали на квартире у польских семей, которые радушно нас встречали, но это было чуть позднее.

До этого еще несколько раз прорывали оборону немцев, останавливали сильно укрепленные позиции на холмах, на опушках лесов и на берегах озер – а озер там было бесчисленно, как и болот.

После ввода в действие танковой армии немцы стали отходить к Балтийскому морю. Вот тут опять началась погоня за немцами. Стояла сплошная неразбериха – нам приказывают не отставать от немцев, не дать укрепиться в населенных пунктах.

Запомнился такой эпизод: нашей ротой временно командовал майор-начальник хим. службы полка. Вот мы подходим к группе домов. Хутор немецкий. Майор дает задание одному отделению (я в том числе) осмотреть соседний хутор примерно в 3км.

А сам с остальными бойцами направился на впереди стоящий хутор. Мы разведали соседний хутор, немцев там не было, и мы вернулись обратно в хутор, где должен быть наш командир роты. Нашли дом, доложили и легли спать. Каково же было наше удивление, когда в соседнем доме и на сеновале нашли и пленили взвод немцев (21 человек).

Они потом сознались на допросе, что нас признали за своих и спокойно легли спать! Правда немцы уже были не такие вояки – совсем молодые ребята, необстрелянные, пугливые и забитые, только и знали «Гитлер капут» и «Нах хаус».

Но впереди еще были жестокие бои, немцы были еще сильны...

Наши части стремительно наступали на север – к Балтийскому морю, шли спешно, чтобы не отставать от колонн танкистов. А танкисты шли очень хорошо, дороги были хорошие и дни стояли теплые и сухие.

Танковая армия обходила укрепленные города и крупные лесные массивы. Особенно запомнился мне город Шнайдемюль, окруженный лесами. Здесь была окруженная группировка немцев. Как нам рассказывали политработники, немцы отвергли ультиматум нашего командования.

Тогда наша дивизия обложила город. Наша рота совместно с 3-м батальоном полка заняла опушку леса, рядом протекала река. Мы спокойно занимались своими делами, как вдруг рано утром немцы открыли сильный огонь и вырвались из города.

Впереди шли танки, броневики и самоходные орудия, сзади бежала пехота. Наши бойцы отступили вглубь леса к берегу речки. В это время через наши позиции прорвались наши артиллеристы – истребители танков, они открыли губительный огонь, сразу десятки танков были сожжены.

Тут ударила и наша пехота. Мы стреляли не жалея патронов, к концу боя у меня в диске остались последние патроны. Немцы разбежались кто куда, но везде встречали отпор.

Как нам после боя рассказали командиры, пленных почти не было – офицеры-эсэсовцы или не сдавались, или их просто расстреливали на месте. Большие были потери у немцев, у нас тоже не малые – наша рота сильно поредела.

С такими боями мы передвигались к Балтийскому морю и вышли к нему в районе г. Кольберг, это было 1 марта 1945 года. До этого мне не приходилось бывать у моря. Я был сильно разочарован – берег заболоченный, растет камыш и никаких пляжей!

После короткого отдыха нас перебросили на юг – марш-бросок в 200км на Берлинское направление. Стояли в лесу на берегу реки Одер в 25км от города Кюстрин. В этом районе на другом берегу Одера, был захваченный плацдарм, и оттуда надо было наступать на Берлин, как говорили около 80км.

Здесь мы стояли до 13 марта. Помню хорошо строевой смотр. 12 марта приехал командующий армией генерал-полковник Кузнецов. Лично вручил награды, обошел весь строй полка и со многими беседовал, интересовался настроением солдат и офицеров.

Рано утром, затемно, мы перешли Одер и заняли окопы и блиндажи, оставшиеся после бегства немцев. После сильной артподготовки началось наступление в направлении на Берлин.

Особенно запомнился мне штурм так называемых Зееловских высот, сильно укрепленный узел обороны немцев. Рано утром 17 апреля началась артподготовка наших войск. Стоял такой грохот и раскаты в течение 30 минут, что нельзя было слышать друг друга.

Потом сразу наступила тишина, и стало ослепительно светло – это сзади полукругом светили сотни прожекторов. Нас заранее предупредили, чтобы не смотрели назад, иначе можно было надолго потерять зрение.

Тут дали команду «вперед» и мы побежали за нашими танками. Траншеи, окопы и блиндажи немцев забрасывали гранатами и шли вперед. Конечно, по истечении стольких лет после этих боев мне трудно вспомнить все эпизоды боев, так как ни один населенный пункт немцы не оставляли без боя, доходящего до рукопашного.

Но есть несколько населенных пунктов, которые я заполнил намертво – это городок Кунерсдорф. Еще школьником мне запомнился этот городок, под которым почти 200 лет назад при императрице Елизавете Петровне русские разбили немецкую армию во главе со знаменитым королем Пруссии Фридрихом II (а историю в школе нам преподавал член-корреспондент Академии наук СССР, эвакуированный в наше село).

Вот за этот городок и развернулись тяжелые бои. Нашему полку было поручено овладеть станцией Нойтребин – пригород Кунерсдорфа. Это было 17 марта. Атаки наших стрелковых батальонов застопорились из-за сильного огня немцев. Тогда атаку возглавил начальник штаба полка майор Тытарь. Это был молодой, опытный командир, ему был всего 21 год, за предыдущие бои был представлен к званию Героя Советского Союза.

Он собрал весь резерв командира полка: нашу роту, комендантский взвод и повел в атаку. Немцы не выдержали и отступили в Кунерсдорф. Но погиб и наш всеми любимый начальник штаба майор Владимир Тытарь. Он впоследствии был перезахоронен в центре Берлина в Трептов-парке, где стоит монумент солдата-освободителя. На другой же день Кунерсдорф был взят после тяжелых боев, город был сильно разрушен.

После гибели майора Тытаря, начальником штаба нашего полка был назначен майор Бахтин Петр Григорьевич из города Буинска Татарской Республики, значит мой близкий земляк. Я с ним встречался после войны, он работал собственным корреспондентом газеты «Социалистическая Индустрия».

21 апреля наш полк пробился на окраины Берлина. Хорошо помню вывески «Берлин оставим нашим» и прочие лозунги немцев. Мы прочесывали пригородные дачи, коттеджи, почти не тронутые войной, но покинутые жильцами.

Впереди был огромный город на огромной площади с миллионным населением. Как пишут историки, в то время в Берлине было около 1,5 млн. защитников: гарнизон, отступающие части, народное ополчение и прочие вооруженные формирования. Город был сильно укреплен, был поделен на части и отгорожен кирпичными и бетонными заставами, на перекрестках главных улиц и площадях были установлены защитные орудия, приспособленные для круговой стрельбы, были установлены бетонные колпаки, зарыты танки.

Особенно опасными были отряды фаустпатронщиков – немцев, которые были грозой для наших танков. Поэтому нам, пехотинцам приходилось идти впереди и уничтожать фаустпатронщиков и зенитные орудия. Вместе с нами продвигались наши полковые пушки и минометчики, огнеметчики.

Очень хорошо действовали огнеметчики, выуживая немцев из подвалов, а мы их уничтожали у выходов. Танки шли вперед и давили пушки, пулеметы противника. Бывало так, что немцы в подвалах, а мы на этажах или наоборот. Часто немцы стреляли из балконов вдоль улиц, а мы забирались по противопожарным лестницам на крышу и оттуда забрасывали пулеметы гранатами.

Так с тяжелыми боями мы продвигались к центру города. А там новые препятствия – каналы с гранитными берегами, разрушенные мосты, река Шпрее – полноводная и с крутыми берегами, облицованными плитами.

Кругом враги, хорошо вооруженные и готовые стоять на смерть! Такова была пропаганда руководителя обороной города доктора Геббельса. Я видел повешанных немцами своих солдат, обвиненных в трусости и отступлении.

Пленные немецкие солдаты не хотели верить, что мы их отправим в тыл, а не расстреляем. Вот в таких условиях, мы упорно шли вперед. Я думаю, что наше командование прекрасно знали свое дело, умело организуя и направляя свои подчиненные части и подразделения, как-никак войск было много, а потери тоже были большие. Вместе с передовыми частями шли медики, своевременно оказывали помощь раненным и унося их к госпиталям.

Успевали также накормить нас наши тыловики, только вот спать приходилось на земле в укрытиях. Немецкая авиация мало нас беспокоила, изредка появлялись самолеты и сбрасывали пустые железные бочки, которые при падении издавали жуткий свист и шум, как будто сверху наваливается разрушенный дом.

Большую неприятность приносило городское метро – там скрывались части гарнизона города и делали частые вылазки, особенно ночами; приходилось забрасывать входы-выходы гранатами, а то и обстрел полковыми пушками. Может быть, это было не совсем приемлемо, т.к. там находились и гражданские лица, спасающиеся от бомбардировок с воздуха во время авиационных налетов нашей и союзной авиации.

Центральная часть была сильно разрушена авиацией и нашими орудиями дальнего действия. Так сложился ход боевых действий 3-й Ударной Армии, что части нашей 150-й стрелковой дивизии оказывались в непосредственной близости от центра Берлина – Королевской площади, где расположены правительственные учреждения Германии, ставка Гитлера и Рейхстаг (по нашему Госдума).

Нашему полку было приказано занять Тиргартен (парк, где расположен зоопарк), тюрьму Маобит и имперскую канцелярию, а попасть туда можно было только через канал – непреступную водную преграду с высокими берегами, мост в нашей зоне наступления был полуразрушен, на другом берегу засели немцы с пулеметами, орудиями прямой наводки.

Наше командование подтянуло к каналу танки, самоходные орудия и установила плотную дымовую завесу по всей длине канала.

После артналета мы все подбежали к каналу – многие бросились вплавь, а наша рота проскочила через мост, отбросила немецкие посты и залегла. Тем временем саперы быстро восстановили мост, чтобы прошли танки и самоходные орудия. Так мы прорвались к тюрьме Маобит, были распахнуты ворота концентрационного лагеря и оттуда хлынул поток заключенных всех возрастов и национальностей, мужчин и женщин.

Я лично заходил в их убогие бараки, где лежали больные или забитые охраной. Бой за овладение тюрьмой Маобит был очень ожесточенным. Это старинное здание с толстыми стенами, бойницами, такие же мощные кирпичные здания, окруженные кирпичными заборами, где располагались оборонные заводы и фабрики.

Все это опоясано каналами, соединенными с рекой Шпеер. Нашему полку была поставлена задача, блокировать район Маобита с южной стороны, не дать подбросить подмогу осажденным и не дать им (осажденным) прорваться за пределы района и соединиться с основными силами вермахта.

Наш полк с честью выполнил задание командования, в течение двух суток отбивая яростные атаки отборных частей немцев, включая морскую пехоту, прорвался на помощь к своим силам, окруженным в доме Гитлера и Рейхстага.

В это время уже в звании ефрейтора я был направлен в группу ПСД (пункт сбора данных) при штабе полка. Бои шли на всех участках занятых полком, устойчивой связи не было, телефонная связь часто выходила из строя, а приказания из штаба полка не терпели отлагательства и нас посылали с устными или письменными приказаниями по нашим частям.

Опасная была эта служба, особенно по ночам, хотя нас посылали обязательно вдвоем. Часто приходилось сопровождать офицера связи с донесениями командира полка к командиру дивизии. НП (наблюдательный пункт) был недалеко от Рейхстага.

30 апреля бойцы дивизии ворвались в Рейхстаг и на куполе подняли Знамя Победы! 2 мая гарнизон Берлина капитулировал, война кончилась (для нас), в течение 2 и 3 мая шел прием пленных у Бранденбургских ворот (это рядом с Рейхстагом).

Нас разместили на территории немецкого кадетского корпуса. Там мы прожили до 10 мая. 9 мая было торжественное построение, вечером салют и стрельба в небо из всех видов вооружения, накормили отличным ужином, выпили по 100 грамм и легли спать!

А утром срочное построение с вещами и маршировали за город на новое место расположения. Оказалось что район, где мы жили, отходит в американскую зону оккупации Берлина согласно решению Потсдамской Конференции.

По пути делали остановку на даче Геринга – прекрасное место в лесу, кругом озера богатые рыбой, в том числе угрями, которых глушили гранатами. Затем своим ходом дошли до города Нойруппин, где нас определили на охрану демаркационной линии с союзными войсками (Америка и Англия).

В строевую роту я уже не попал, а был назначен в помощники начальника оперативного отдела. Штаб полка стоял сначала в деревне Целендорф близ города Арендзи (там был штаб дивизии), затем весь полк перевели в город Зеехаузен.

Город был очень аккуратный, чисто немецкий, боевых действий там не было, только недолго стояла американская пехота. Там я прослужил до декабря 1946 года. В этом году началась массовая демобилизация солдат и офицеров старшего возраста, а в конце года дивизию расформировали, а солдат и офицеров вернули в Россию служить в различных частях.

Наша группа из 100 человек в основном сержанты и старшины попала в г. Вольск Саратовской области в школу младших авиационных специалистов (ШМАС). Из нас хотели сделать механиков или стрелков-радистов. Дисциплина в школе была никуда негодная, кормили очень плохо.

Наше терпение кончилось, и мы объявили голодовку – отказ от пищи. Два дня не выходили на построение. Прибыла комиссия из штаба округа, сняли начальника училища, а нас распределили по разным частям. Я попал в ШМАС города Саратова, стал курсантом группы радиотелеграфистов.

Отсюда я был демобилизован как инвалид III группы по ранению в сентябре 1947 года. В конце сентября я был зачислен студентом 1 курса Казанского института инженеров гражданского строительства (КИИГС).


 

Боевые награды Григорьева П.В.:

 

Орден Красной звезды, Орден Отечественной войны II степени.

Медали: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», Медаль Жукова, нагрудный знак «Фронтовик».

Грамота Верховного Главнокомандующего «За отличные боевые действия в наступательных боях с выходом в Балтийское море», грамота от Командующего 1-Белорусским фронтом Маршала Жукова «За отличные боевые действия при овладении районом и главным зданием Рейхстага».

Благодарность «За взятие Берлина» приказом Верховного Главнокомандующего.

 

Григорьев П.В. на  Дне Победы в КГАСУ. 8 мая 2010 года

 

Мои размышления об итогах Великой Отечественной войны 1941-1945 года.

1. Почему мы победили?

Я глубоко убежден, что победу обеспечила сплоченность народа вокруг партии КПСС и правительства, народ верил в конечную победу и поэтому отдавал все силы для достижения этой Победы. Как ни изощрялись продажные историки 1980-1990 годов в очернительстве коммунистов, коммунисты были всегда в самых трудных и опасных для жизни местах, как на фронтах сражений, так и в тылу.

Я думаю, что человечество оценит, восстановит справедливость в оценке деятельности партии коммунистов в годы войны.

2. Какое было отношение к войне гражданского населения?

Общепризнан самоотверженный труд населения в тылу с лозунгом – все для фронта. Общеизвестно широкое партизанское движение в оккупированных немцами районах.

А как было у немцев?

Когда мы перешли границу Германии, то застали страшный хаос – все дороги были забиты отступающим населением, нам приходилось буквально переворачивать фургоны с забитым имуществом немецких бюргеров, чтобы обеспечить проход танков тяжелой техники.

Фашистская пропаганда обманывала население, что русские их расстреляют или загонят в Сибирь. Мы не мстили немцам, хотя в Померании было множество немецких хуторов, хозяева которых жили за счет рабского труда угнанных в Германию советских людей, поляков, чехов и др. национальностей.

В конце марта, когда наши части вышли к берегам реки Одер все паромные переправы (а их было очень мало, только для пропуска отступающих частей немецкой армии) были забиты отступающим населением, а их немецкое командование бросило на произвол судьбы.

А как насчет партизанской войны? Как таковой у немцев не было. Конечно, были призывы правителей Германии об организации подпольной войны силами так называемых «вервольф» (лесные волки). Как мне известно, из политических бесед наших замполитов, были единичные случаи нападения на наших военнослужащих. Конечно, мы были начеку, все меры предосторожности были предприняты.

Это я знаю на собственном опыте – прослужил в Германии после Победы еще 1,5 года.

3. Какая цена Победы?

Есть такая поговорка – победителей не судят. Все же дорого обошлась нам Победа. Сужу по себе – из всех моих товарищей призванных в 1943-44 годах вернулись единицы! И то израненные, изувеченные – недолго они прожили после Победы.

А какие были эти фронтовики! Трудились на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах, поднимали промышленность и сельское хозяйство. Мало осталось сейчас фронтовиков и они достойны заботы и уважения народа!

4. Наша слабая техническая обеспеченность.

Когда я попал фронт 18-тилетним деревенским пареньком, хотя я был достаточно начитанным и грамотным, удивлялся добротности немецкой техники. У нашей пехоты вооружение – винтовки образца 1903 года, карабины кавалерийские, автоматы у единиц.

Артиллерия на конной тяге (я имею ввиду полковую), связь в основном телефонная проволочная с палец толщиной, радиосвязь только у больших командиров, личного транспорта у командиров не было, лошадь верховая только у командира полка.

А у немцев?

Когда они беспорядочно отступали, все дороги бывали забиты брошенными автомашинами. А телефонных кабелей, каких только не было: красного, зеленого, голубого цветов, также легкие кабели.

Бывало, отобьем немецкую передовую, там все окопы и блиндажи обеспечены телефонной связью – каждый цвет кабеля к определенному командиру. К чему я это пишу?

Когда слышу по радио и телевизору о том, что мы сильно отстаем в новейших технологиях вооружения, становится грустно и беспокойно!

 

Послесловие.

 

Нашу дивизию – 150-стрелковую Идрицко-Берлинскую ордена Кутузова II степени расформировали в декабре 1946 года. Большинство офицеров командного состава осели в Москве. Многие ушли в отставку, некоторые поступили учиться в военные учебные заведения.

В дивизии было 15 человек Героев Советского Союза, в том числе 3 человека из нашего полка. Был создан Совет ветеранов 150-СД, председателем был командир дивизии, уже генерал – полковник Шатилов В.М.

Шефство над Советом ветеранов дивизии взяла Московская средняя школа №247 (это недалеко от телестудии «Останкино»). Филиалы совета были в Киеве, Ташкенте, Ленинграде. При школе была полная картотека бойцов и командиров, оставшихся в живых на 01.01.1950г.

Совет ветеранов проводил ежегодную встречу в подшефной школе. Приезжало в год до 300-350 чел. Всех обеспечивали жильем, нуждающимся оплачивали дорожные расходы. Мы выступали в классах перед учащимися, рассказывали о боях в Берлине, все это снималось на пленку и записывалось на магнитофоны.

Так продолжалось до 1991 года. Но школа своих подшефных не забывает, ежегодно я получаю поздравительную открытку в День Победы.

Желаю здоровья и долгих лет жизни!"

 

П. Григорьев

 

 
© 2024 Музей КГАСУ